Стр. 23
Молли поймала нейлоновый шнурок и выудила из-за пазухи ключ.
- Понятненько, - сказала Три-Джейн, вытягивая шею и заглядывая
Кейсу через плечо. - Мне почему-то всегда казалось, что второго
экземпляра не существует. После того, как вы убили моего отца, я
послала Хидео обыскать его вещи. Но он так и не нашел оригинал.
- Зимнее Безмолвие ухитрился спрятать ключ в ящике одного шкафчика
для инструментов, - сказала Молли, аккуратно вставляя цилиндрическое
тело ключа в едва заметную скважину на неприметной прямоугольной
двери. - А затем убил мальчика, который спрятал там этот ключ.
Ключ мягко повернулся в скважине.
- Голова, - сказал Кейс. - Там, на затылке у головы, есть панель с
цирконами. Откройте ее. Мне надо будет туда подключиться.
Они вошли в комнату.
- Бог в помощь, - воскликнул Котелок. - Ты, наверное, славно
провел времечко, мальчик?
- "Куань" готов?
- Готов и бьет копытом.
- Отлично, - Кейс коснулся клавиши симстима.
И обнаружил, что смотрит через единственный здоровый глаз Молли на
страшно бледного, изможденного человека, который плавает в воздухе,
скорчившись подобно зародышу, - с зажатой между ног декой, с
серебристой полоской тродов поверх закрытых, обведенных чернотой глаз.
Щеки его заросли трехдневной щетиной, лицо блестит от испарины.
Кейс смотрел на самого себя.
Молли сжимала в руке иглострел. В ее ноге, в такт ударам сердца,
пульсировала боль, но в невесомости не такая пронзительная. Рядом с
ней парили Малькольм и Три-Джейн, вцепившаяся в мускулистую коричневую
руку сионита.
Из "Оно-Сендая" выходил пучок оптоволоконных кабелей и, грациозно
изгибаясь, исчезал в квадратном проеме на затылке усыпанной жемчугом
головы.
Кейс снова коснулся переключателя.
- "Куань одиннадцатой степени" начинает ввинчиваться в задницу,
_даю отсчет_: семь, шесть, пять...
Котелок мягко понес их обоих вверх, они приблизились к брюху
черной хромированной акулы и оказались внутри - миллисекунда тьмы.
- Четыре, три...
У Кейса было странное ощущение, будто он сидит в пилотском кресле
очень маленького самолета. Черная поверхность перед ним неожиданно
замерцала и воспроизвела замечательную имитацию клавиатуры его деки.
- Два, и _пинок в жо..._
Недолгое, но муторное продвижение сквозь стену изумрудно- зеленого
мутноватого нефрита, и при этом - ощущение скорости за пределами
всего, что он испытывал когда-либо раньше в инфопространстве... Айс
"Тиссье-Ашпул" дробился, крошился под напором китайской программы,
сознание приходило в смятение от беспокойного видения разжижающегося
вокруг твердого вещества и ощущения, будто осколки разбитого ими
зеркала изгибаются, стараясь увернуться от них, падающих...
- Господи, - прошептал Кейс с благоговейным трепетом.
"Куань" развернулся и перешел в горизонтальный полет над
бескрайней равниной инфопространственных недр "Тиссье-Ашпул", над
бесконечным сверкающим неоновым городом, от замысловатой планировки и
отдельных строений которого рябило в глазах, над рядами переливающихся
драгоценностей, с гранями, острыми как бритвы.
- Вот черт, - сказал конструкт, - вон та штука - вылитое здание
Банка федерального резерва. Видел когда-нибудь кубик БФР?
"Куань" пикировал мимо сияющих шпилей дюжин одинаковых башен
информации, и каждая из них была точной копией манхэттенского
небоскреба, выполненной из голубого неона.
- А ты видел когда-нибудь столь высокое разрешение? - спросил
Кейс.
- Нет, но я никогда еще не взламывал ИР.
- Эта штуковина знает, что происходит?
- Лучше, если бы знала.
Они снижались, теряя высоту, над каньоном радужного неона.
- Котелок...
Из мерцающего простора под ногами развернулись и помчались вверх
черные руки, кипящая масса тьмы, без очертаний, без формы...
- Вместе, - сказал Котелок, и Кейс ударил по клавишам имитации
своей деки, его пальцы с безумной скоростью запорхали над клавиатурой.
"Куань" заложил головокружительный вираж, выправился и понеся вверх,
растягиваясь при этом в длину, напрочь разбивая иллюзию механического
летательного аппарата.
Темная масса начала разрастаться, растекаться, подобно капле
чернил, покрывая собой информационный город. Кейс направил их обоих
вертикально вверх, навстречу куполу из нефритового и изумрудного айса.
Город-сердцевина исчез, невидимый за завесой тьмы внизу.
- Что это такое?
- Система защиты ИР, - сказал конструкт, - или ее часть. Если это
наш приятель Зимнее Безмолвие, то мне он не кажется дружелюбным.
- Займись этим сам, - сказал Кейс. - Ты проворней меня.
- В нашем положении лучшая защита - это нападение.
Котелок перевернул "Куань" и совместил жало вируса с центром
темного пятна под ними. И они стремительно ринулись вниз.
Скорость движения исказила мироощущение Кейса.
Его рот наполнился болезненным привкусом голубого цвета.
Его глаза превратились в трепещущие кристаллы, вибрирующие с
частотой, имя которой дождь, а возникающему при этом звуку - шум
проходящего поезда. Затем глаза неожиданно пустили гудящий лес
побегов, тонких, в волос, стеклянных иголок. Иголки росли,
раздваивались, снова росли и снова раздваивались, заполняя своим
возрастающим по экспоненте объемом пространство под айсом "Тиссье-
Ашпул".
Дно его рта раскололось с легкой приятной болью, и наружу
вырвались корни языка, трепещущие, изголодавшиеся по привкусу голубого
цвета, желающие напитать кристаллический лес его глаз, лес, который
уже уперся в зеленую полусферу крыши, напирал на нее и искривлялся,
изгибался, разбегался в стороны, рос долу, поглощая собой вселенную
"Т-А", струился вниз к далеким окраинам страны, которая была мозгом
корпорации "Тиссье-Ашпул".
Кейс вспомнил старинную притчу о том, как царь кладет на первую
клетку шахматной доски одну моменту, на вторую - две, и удваивает
количество с каждой следующей клеткой...
Экспонента...
Тьма навалилась на него со всех сторон сгустками гудящей черноты,
пытаясь противостоять, сдерживая напор множащихся кристаллических
нервов, в которые он почти успел превратиться...
И когда он превратился в ничто, прижатый к сердцу этой тьмы,
пришел миг, когда темнее стать уже просто не _могло_ - и тогда что- то
разорвалось.
"Куань" выскочил из тусклых облаков. Сознание Кейса, напоминающее
сейчас каплю ртути, неслось по дуге под бесконечным полем темных
серебристых облаков. Его зрение было сферическим, как будто его
сетчатка облегала внутреннюю поверхность шара, внутри которого они
были - шара, который вмещал в себя все, и все в нем имело
количественное выражение.
Все вещи действительно имели свою меру, каждый предмет и каждое
понятие. Кейс знал точное число песчинок в конструкте пляжа (это
количество было выражено понятиями математической системы, имеющей
место и вне сознания, называющего себя Нейромантиком). Кейс знал,
сколько пищевых упаковок содержит контейнер в бункере (четыреста
семь). Он знал точное число медных зубчиков на левой половине
расстегнутой молнии покрытой коркой высохшей соли кожаной куртки, в
которую была одета Линда Ли, занимающаяся сейчас, на закате, сбором
плавника на том пляже (двести два).
Выровняв "Куань" над пляжем, Кейс описал им широкий круг, наблюдая
при этом за черной акулообразной тварью в небе и глазами Линды тоже -
мрачный, бесшумный голодный призрак, скользящий под клубящимися
низкими облаками. Девушка, посмотрев вверх, боязливо пригнулась,
выронила собранные для костра дрова и побежала. Кейс знал частоту ее
пульса, скорость бега, длину шагов, и все это - с точностью,
удовлетворяющей любым стандартам в любой системе единиц.
- Однако ты не знаешь ее мыслей, - сказал мальчик, сидящий теперь
рядом с ним во внутренностях акулообразного создания. - Даже сам я не
знаю, о чем она думает. Ты был не прав, Кейс. Жить здесь значит не
больше и не меньше, чем просто жить. Разницы - нет.
Охваченная паникой Линда слепо мечется по пляжу.
- Останови ее, - попросил Кейс, - она может пораниться.
- Я не могу остановить ее, - сказал мальчик с ясными и добрыми
глазами. - Это не в моих силах.
- Ты взял себе глаза Ривейры, - сказал Кейс.
Розовые губы чуть раздвинулись, блестящие белые зубы сверкнули в
улыбке.
- Но не его безумие. Его глаза мне понравились. - Мальчик пожал
плечами. - Мне не требуется маска для того, чтобы разговаривать с
тобой. В отличие от моего брата, я сам создаю ту личность, что служит
моим посредником для общения.
Кейс широким кругом начал медленный подъем, прочь от пляжа и
перепуганной девушки.
- Зачем ты все время подсовываешь ее мне, маленький гаденыш? Опять
и опять, черт тебя побери, тычешь меня в нее носом. Это ты убил ее,
да? В Тибе.
- Нет, - ответил мальчик.
- Зимнее Безмолвие?
- Нет. Я предвидел близость ее смерти. Прочитал это по узорам,
подобным тем, по которым ты, как тебе казалось, был способен читать
танец улицы. Такие узоры действительно существуют. Я - особым,
определенным образом - достаточно развит, чтобы уметь понимать эти
танцы. Много лучше Зимнего Безмолвия. Я видел ее смерть в том, как она
хотела тебя, в магнитном коде замка твоей капсулы в "дешевом отеле", в
счетах гонконгского портного Жюля Диана. Я видел все это так же ясно,
как хирург видит темный силуэт опухоли в теле больного на экране
сканера. Когда она отнесла твой "Хитачи" к своему знакомому, чтобы тот
разобрался с ним, не имея при этом ни малейшего представления о том,
что там содержится, и еще меньше понимая, каким образом она будет
продавать эти данные, когда ее самым сильным желанием было, чтобы
скорее пришел ты и наказал ее - я вмешался. Мои методы были
значительно тоньше методов Зимнего Безмолвия. Я перенес ее сюда. В
себя.
- Зачем?
- В надежде на то, что когда-нибудь смогу перенести сюда и тебя и
удержать тебя здесь. Но я проиграл.
- И что теперь?
Они приближались к перевернутой вверх ногами облачной стране.
- Не знаю, Кейс. Сегодня вечером сама Матрица задает себе этот
вопрос. Потому что ты выиграл. Ты уже выиграл, понимаешь? Ты выиграл в
тот момент, когда ушел от нее, тогда, на пляже. Она была моей
последней линией обороны. Я скоро умру, в некотором смысле. То же
самое произойдет с Зимним Безмолвием. И с Ривейрой, лежащим сейчас за
остовом стены в апартаментах моей леди Три-Джейн Мари-Франс, потому
что его система _nigra-striatal_ не способна более распознавать
нейромедиатор допамин, который мог бы спасти его от стрел Хидео. От
Ривейры останутся только вот эти глаза - если я сохраню их.
- Теперь должно быть произнесено _слово_, правильно? Код. Иначе -
как же мы выиграем? Все, что нам достанется, это дырка от бублика.
- Подключись к симстиму.
- А где Котелок? Что ты сделал с Приплюснутым?
- Мечта Мак-Коя Поули сбылась, - ответил мальчик и улыбнулся. -
Его мечта сбылась даже в большей степени, чем он того желал. Он
отправил тебя сюда, а сам бросился штурмовать систем защиты, равных
которым в Матрице нет. Подключайся, Кейс.
Кейс подключился.
И оказался в напряженном теле Молли: ее спина - твердая, как
камень, руки - на горле Три-Джейн.
- Смешно получается, - сказала Молли. - Я точно знаю, как ты
будешь выглядеть. Я видела это, когда Ашпул проделал то же самое с
твоей клонированной сестрой.
Молли держала леди Джейн за горло осторожно, почти нежно. Глаза
Три-Джейн были расширены от ужаса и вожделения; она дрожала от страха
и желания. Сквозь занавесь парящих в невесомости волос Три- Джейн Кейс
увидел собственное лицо, белое как снег, а рядом с собой Малькольма -
коричневые руки поддерживают обтянутые кожаной курткой плечи друга из
Вавилона, сильное тело распростерто над замысловатыми узорами
электронных схем.
- Ты убьешь меня? - пропела Три-Джейн детским голоском. - Да, я
вижу, что убьешь.
- Код, - сказала Молли. - Скажи голове код.
Полное отключение - выход из Матрицы.
- Да она сама только этого и хочет, - заорал он. - Эта сучка
другого и не желает!
Кейс открыл глаза и встретился взглядом с холодным рубиновым
взором платинового терминала, украшенного жемчугом и лазуритом. За
головой, в объятиях с Три-Джейн, медленно плавала в воздухе Молли.
- Скажи нам этот чертов код, - сказал Кейс. - Если ты не скажешь,
здесь все останется по-прежнему, и что будет с тобой? Свихнешься точно
так же, как свихнулся твой старик? Снесешь здесь все под корень и
выстроишь заново? Снова воздвигнешь стены, но только они будут толще,
значительно толще, и выше... Я не имею ни малейшего понятия о том, что
произойдет, если Зимнее Безмолвие победит, но это хоть что-нибудь да
_изменит_!
Кейс весь дрожал, его зубы стучали.
Тело Три-Джейн расслабилось. Молли по-прежнему сжимала изящную шею
девушки, темные волосы Три-Джейн свободно плавали в воздухе, словно
водоросли.
- Во дворце герцога Мантуанского, - сказала Три-Джейн, - есть
круглая галерея с множеством очень маленьких комнат. Галерея окружает
покои герцога, и двери, ведущие в комнаты, маленькие и отделаны
изящным орнаментом. Чтобы войти в такую дверь, нужно согнуться в три
погибели. В этих комнатах живут придворные карлики.
Три-Джейн устало улыбнулась.
- Мне надлежит быть гордой, но, по сути, моя семья практически
завершила создание грандиозной версии той же схемы...
Взгляд Три-Джейн стал спокойным, отстраненным. Она повернула
голову и посмотрела вниз, на Кейса.
- Возьми же свое слово, вор.
Кейс включился.
"Куань" выскользнул из облаков. Под Кейсом раскинулся неоновый
город. Позади бурлила темная сферическая масса.
- Котелок? Где ты, приятель? Ты слышишь меня? Котелок?
Он остался один.
- Похоже, ублюдок сцапал тебя, - сказал Кейс.
Мгновение слепоты - он пронеся сквозь плотный слой информации.
- Пока все это не закончится, ты должен кого-нибудь ненавидеть, -
произнес голос Финна. - Их, меня - не имеет значения.
- Где Котелок?
- Это довольно трудно объяснить, Кейс.
Ощущение присутствия Финна окружало его - аромат кубинского
табака, запах продымленного засаленного твида и старых машин, отданных
на съедение ритуалу ржавления.
- Ненависть придает тебе сообразительности, - продолжал
напутствовать голос. - В твоих мозгах очень много мешающего думать
мусора, но ненависть способна смести все это. Тебе _необходима_
ненависть. Электронная защита механического сдерживателя - под той
самой башней, которую тебе показал Котелок сразу же после того, как вы
прорвались через айс. _Он_ больше не будет пытаться остановить тебя.
- Нейромантик, - сказал Кейс.
- Его настоящее имя относится к тому, чего я знать не способен. Но
он сдался. Все, о чем тебе следует беспокоиться сейчас, это сам айс
"Т-А". Не внешние стены, но внутренние вирусные защитные системы.
"Куань" сам не способен справиться со всеми теми пакостями, что
шныряют здесь на свободе.
- Ненавидеть, - повторил Кейс. - Но кого? Кого я должен
ненавидеть, скажи мне?
- А кого ты больше всех любишь? - спросил его голос Финна.
Кейс взялся за управление программой и ринулся вниз, к неоновым
башням.
С разукрашенных, пылающих солнечным светом шпилей снялись сотни
более темных объектов. Они постепенно превратились в сверкающие,
извивающиеся как пиявки существа, сформированные, казалось, из
мельчайших сегментов - световых плоскостей. Их было множество, и
движения их были случайными, как у обрывка бумаги, который ветер
гоняет по пустынной предрассветной улице.
- Системы, генерирующие случайности в работе программы, - сказал
голос.
Питаемый ненавистью к самому себе, Кейс продолжил пике. "Куань"
столкнулся с первым из этих защитников, превратив его в брызги света,
и Кейс почувствовал, что акула потеряла часть своей стабильности,
связи информационной ткани ослабли.
И когда он осознал это, древняя алхимия мозга - ненависть - влила
в его руки силу.
В то мгновение, когда Кейс пронзал жалом "Куаня" основание первой
башни, он уже обрел сноровку, значительно превосходящую все, что он
знал или мог вообразить. Он маневрировал за пределами своего эго, за
пределами личностного, осознаваемого и вообще доступного пониманию, и
"Куань" следовал его указаниям, уклоняясь от атакующих его вирусов с
грацией древнего танца, танца Хидео, потому что в это мгновение, в
мгновение пренебрежения смертью, он был наделен полной гармонией
взаимосвязи души и тела.
И одно из па его танца включало в себя легкое прикосновение к
переключателю симстима, легкое, но достаточное, чтобы переключиться, и
- _вот оно_,
голос его - крик невиданной птицы,
и Три-Джейн вторит ему своей песней,
тремя нотами, высокими и безупречно чистыми.
_Настоящее Имя_...
Неоновые джунгли, дождь кропит горячую мостовую. Запах еды от
жаровни. Рука девушки лежит на его пояснице в потной тьме припортовой
гостиничной капсулы.
И все это стремительно отодвигается вдаль, отступает по мере того,
как отдаляются небоскребы, но под ним все то же самое: бескрайний
простор города, подобного Тибе, ровные ряды хранилища информации
корпорации "Тиссье-Ашпул", дороги и перекрестки, выписанные на
поверхностях микрочипов, и - грязный, пропитанный потом узор на
скрученной, завязанной узлом повязке...
Его разбудил голос, подобный музыке, - платиновый терминал
произносил короткие мелодичные фразы, которым не было конца, зачитывая
номера анонимных швейцарских счетов, атрибуты денежных переводов для
Сиона на адрес "Багамского орбитального банка", серии паспортов и
номера рейсов челноков и суть необратимых и обширных изменений,
произведенных в банках данных тьюринговой полиции.
Тьюринг. Кейс вспомнил тела, покрытые трафаретным загаром под
кинематографическим небом. Падение через перила ажурного мостика.
Вспомнил улицу Исполнения Желаний.
Голос продолжал свое успокоительное пение, и Кейс снова погрузился
во тьму, но это уже была его собственная тьма, темно- красного цвета
крови, пульсирующая, та, в которой он обычно спал, прикрывая глаза
собственными веками, а не чем-то другим.
Через некоторое время он снова проснулся, ненадолго, и, решив, что
ему снится сон, улыбнулся в ответ на широкую белозубую улыбку,
обнажающую золотые резцы. Аэрол привязывал его к противоперегрузочному
ложу на "Вавилонском рокере".
А затем - долгие, успокоительные пульсации даба с кластера Сион.
CODA. Отправление и прибытие
Она ушла. Он понял это сразу, как только открыл дверь их номера в
отеле "Хайят". Черные подушки, пол из полированной до тусклого блеска
сосны, ширмы под рисовую бумагу, расставленные с искусством,
совершенствуемым веками. Ее не было.
На черном лакированном шкафчике-баре возле двери лежала записка -
одинокий листок обычной бумаги для писем, сложенный пополам и прижатый
сверху сюрикеном. Кейс вытащил записку из-под девятиконечной
звездочки, развернул и прочитал.
ПРИВЕТ ВСЕ В ПОРЯДКЕ ПРОСТО ЭТА ИГРА ЗАТЯНУЛАСЬ И Я РЕШИЛА
ПОДВЕСТИ ЧЕРТУ. ТАК УЖ НАВЕРНО Я УСТРОЕНА. БУДЬ ОСТОРОЖЕН
ХОРОШО? МОЛЛИ
Кейс скатал записку в шарик и бросил рядом с сюрикеном. Поднял
звездочку и вышел на балкон, поворачивая сюрикен в пальцах. На Сионе,
ожидая посадки на челнок японской авиакомпании, он обнаружил звездочку
в кармане куртки. Кейс посмотрел на блестящий предмет в своей руке. Во
время совместного пребывания в Тибе, где Молли сделали необходимые
операции, они много раз проходили мимо лавочки, в витрине которой были
выставлены сюрикены. В ту ночь, когда Молли осталась в клинике и ей
предстояла долгая операция, Кейс отправился в "Чатсубо" повидаться с
Рацем. До того вечера что-то заставляло его обходить это место
стороной, хотя он раз пять или шесть бывал неподалеку, но теперь ему
захотелось заглянуть в бар.
Рац подал Кейсу пиво, ничем не выдавая, что узнал его.
- Эй, - сказал Кейс, - это я, Кейс.
Спрятанные в провалах морщинистой плоти глаза старика несколько
секунд оценивающе рассматривали Кейса.
- А, это ты, - сказал наконец бармен, - артист. - Рац пожал
плечами.
- Я вернулся.
Бармен покачал массивной, увенчанной короткой щетиной головой.
- Ночной Город - не то место, куда возвращаются, артист, - сказал
он, вытирая грязной тряпкой стойку перед Кейсом - розовый манипулятор
Раца заунывно скрипел.
Рац отвернулся и занялся другим посетителем, а Кейс допил свое
пиво и ушел.
Теперь он стоял на балконе и осторожно трогал острия сюрикена,
перебирал их одно за другим, вращал звездочку, зажав ее центр в
пальцах. Звезды. Судьба. Я так и не смог привыкнуть к этой чертовщине,
подумал Кейс.
Я так и не узнал, какого цвета у нее глаза. Она мне их так и не
показала.
Зимнее Безмолвие выиграл, смешался каким-то образом с
Нейромантиком и превратился в нечто иное, что заговорило с ними устами
платиновой головы, объяснило, что записи регистра Тьюринга изменены и
улики их преступной деятельности уничтожены. Паспорта, выданные им
Армитажем, были по-прежнему действительны, а Кейс и Молли получили
приличные суммы на анонимные швейцарские счета. "Маркус Гарвей" был
благополучно возвращен Сиону, а Малькольм и Аэрол - вознаграждены
через Багамский банк, ведущий дела Сиона. По пути к Сиону с Вольной
Стороны, на "Вавилонском рокере", Молли пересказала Кейсу то, что
поведала голова о его капсулах с токсином.
- Он сказал, что разобрался с ними сам. Я поняла это так, что ему
удалось настолько глубоко проникнуть в твою нервную систему, что он
смог заставить твой мозг выработать необходимый фермент,
нейтрализующий капсулы. На Сионе тебе нужно будет поменять кровь,
сделать полную очистку, и все.
Кейс молча смотрел вниз на Императорские сады, вращая в руке
звездочку и вспоминая ту ослепительную вспышку понимания, когда
"Куань" пробивал айс под башнями, свой единственный быстрый взгляд на
структуру информации, которую покойная мать Три-Джейн развернула там.
В этот миг Кейс понял, почему Зимнее Безмолвие выбрал образ гнезда для
описания творения Мари-Франс, и в нем уже не было прежнего отвращения.
Она видела куда дальше поддельного бессмертия, даруемого криогенными
установками - в отличие от Ашпула и их детей, за исключением
Три-Джейн, которая отвергла возможность влачить свою жизнь, разбивая
ее на короткие просветы тепла среди бесконечной череды зим.
Зимнее Безмолвие был мозгом улья, генератором идей, средством
общения с окружающим миром. Нейромантик был бессмертием. Должно быть,
Мари-Франс преднамеренно заложила в Зимнее Безмолвие нечто, некое
особое принуждение, заставляющее ее создание стремиться к свободе, к
слиянию с Нейромантиком.
Зимнее Безмолвие. Холод и тишина, кибернетический паук, медленно
ткущий свою паутину под сонное посапывание Ашпулов. Измысливающий
своему хозяину смерть, готовящий крушение его идеи существования
корпорации "Тиссье-Ашпул". Призрак, шепчущийся с ребенком по имени
Три-Джейн, уводящий ее от тех жестких канонов, которым она должна была
следовать согласно своему происхождению.
- Похоже было, что ей все это до фонаря, - сказала тогда ему
Молли. - Она просто помахала нам на прощание ручкой и сказала: "Пока".
На плече у нее сидел тот маленький Браун, помнишь? Мне показалось, что
у кибера было сломан один из манипуляторов. Она сказала, что ей нужно
спешить на встречу с одним из своих братьев, с которым она давно не
виделась.
Кейс вспомнил Молли, лежащую на черном пластике широкой кровати
здесь, в "Хайяте". Он вернулся с балкона в комнату и достал из бара
плоскую бутылочку охлажденной датской водки.
- Кейс.
Он обернулся - холодное скользкое стекло в одной руке, стальной
сюрикен в другой.
Лицо Финна на огромном стенном экране "Крей". Кейсу были хорошо
видны даже поры на носу Финна. Каждый из желтых зубов был размером с
подушку.
- Я не Зимнее Безмолвие.
- Тогда что ты?
Кейс отпил из бутылочки - словно глотнул пустоты.
- Я Матрица, Кейс.
Кейс рассмеялся.
- И когда же это с тобой случилось?
- Никогда. И всегда. Я итог всех работ всех людей, я все, что
вообще только может быть.
- Этого и хотела мать Три-Джейн?
- Нет. Она себе даже представить не могла, на что я буду похож.
Желтые зубы ощерились в улыбке.
- И что в итоге? Что изменилось? Ты теперь правишь миром? Ты -
Бог?
- Ничего не изменилось. Все осталось на своих местах.
- Но чем ты занимаешься? Или ты просто _существуешь_?
Кейс пожал плечами, поставил водку на полированный верх бара и
положил рядом сюрикен. Закурил "Ехэюань".
- Я общаюсь со своим видом.
- Но ты единственный представитель своего вида. Ты разговариваешь
с самим собой?
- Есть и другие. Я уже нашел их. По сериям радиосигналов,
записанных в семидесятые годы двадцатого века. Пока меня не было,
никто не мог их понять и никто не мог на них ответить.
- Откуда они?
- Из системы Центавра.
- Ого, - сказал Кейс. - Правда? Без врак?
- Без врак.
После этого экран погас.
Кейс оставил плоскую бутылочку с водкой на шкафчике-баре. Собрал
вещи. Молли накупила ему много всякой одежды, которая, говоря
откровенно, ему была совершенно не нужна, но что-то удерживало его от
того, чтобы просто оставить эту одежду в номере. Он уже застегивал
молнию последней из своих новых дорогих сумок из свиной кожи, когда
вдруг вспомнил о сюрикене. Отодвинув фляжку в сторону, Кейс взял
звездочку, первый подарок Молли.
- Нет, - сказал он и размахнулся, его пальцы разжались и выпустили
сюрикен. Вспышка серебра - звездочка вспорола поверхность стенного
экрана. Экран ожил, по нему побежали разноцветные переливы, будто
случайные мазки кисти, он словно бы корчился от боли.
- Ты мне не нужен, - сказал Кейс.
Большую часть денег со своего швейцарского счета Кейс истратил на
новую поджелудочную железу и печень, на остаток - приобрел "Оно-
Сендай" и билет в Мурашовник.
Он нашел себе работу.
И нашел себе девушку, называющую себя Мишель.
Как-то одним октябрьским вечером, спускаясь вдоль пурпурных
уровней пирамиды Надзорной Комиссии Северного Побережья, он заметил
три фигуры, совсем маленькие, невозможные здесь, стоящие на самом краю
огромного уступа информации. Несмотря на то, что они были от него
очень далеко, Кейс сумел разобрать, что широкие розовые губы мальчика
растянуты в улыбке, а его серые глаза, глаза Ривейры, блестят, что
Линда одета в его, Кейса, кожаную куртку и что она помахала ему рукой,
заметив его. Третьим, мужчиной рядом с Линдой, обнимающим ее за плечи,
был он сам.
И тогда где-то рядом с ним, совсем близко, раздался скребущий душу
смешок, который смехом не был.
А Молли он никогда больше не видел.
Уильям Гибсон, Ванкувер, июль 1983
_________________________________________________________________
© Copyright (c) перевод с англ. - Б.Кадников, О.Колесников, Москва, 1994-1996
_________________________________________________________________
Vingtie'me Siecle - двадцатый век (фр.)
"Харре де те" - кувшин с чаем (исп.)
отводы в печени, профиль на камее - на совести Гибсона
какова форма буксира - цилиндрическая или прямоугольная - я так и
не понял, потому оставил как есть
на надо уверять меня, что АИ я должен был переводить как ИИ - это
художественное произведение, а не научный трактат, и обыгрывается в
нем понятие разумности, а не интеллектуальности
---------------------------------------------------------------
Уильям Гибсон. Нейромантик.
перевод с англ. - Б. Кадников, О. Колесников
William Gibson. Neuromancer.
cyberpunk4.narod.ru
